ОТЦЫ И ДЕТИ ВОЙНЫ (к 70–летию Великой Победы)

«Те скорбные дни не отправить в запас.

Кто жив – тот забудет едва ли,

Как наши отцы погибали за нас,

А матери – нас воспитали».

ОТЦЫ И ДЕТИ ВОЙНЫ

(к 70 – летию Великой Победы)

За нашу Великую Победу над фашизмом в 1941 – 1945 годах погибло 8668400 воинов Красной Армии и более 16000000 мирных граждан нашей Родины – СССР.

А сегодня, 70 лет спустя, многих из погибших уже и вспомнить некому. И великое спасибо поэту – фронтовику, дошедшему до Берлина, Александру Трифоновичу Твардовскому, написавшему после войны вот эти пронзительные, негромкие, полные неизъяснимой горечи строки, обращенные к памяти нас, живущих:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше,

кто моложе -

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, -

Речь не о том, но всё же, всё же,

всё же…

Наши отец и мать родились в 1913 году и жили в Бельском (позднее вошедшем в Фалёнский) районе Кировской области: отец – Катаев Сергей Иванович – в деревне Большие Катаи, мама – Анисья Степановна – в соседней деревне Малые Катаи (фамилию маме менять не пришлось: большинство жителей обеих деревень носили эту фамилию).

В семье было трое детей: сестра Тамара 1937 года рождения, я – Юрий – 1939 года, брат Евгений, родившийся осенью 1940 года, а также бабушка по отцу Пелагея Яковлевна. Дедов своих мы, дети, не помним. Дед по отцу, Иван Терентьевич, погиб в первую мировую войну где-то на Западе, а дед по маме, Степан Егорович, на той войне уцелел, но началась война гражданская – за власть Советов, и вернувшись с неё израненным, он вскоре от полученных ран скончался. Бабушка по маме, Евдокия Михайловна, тоже жила недолго: жестоко простыв в военное лихолетье, она умерла в 1945 году.

Все мы были колхозниками. Труд крестьянский – с темна до темна, да тем более в зоне рискованного земледелия – дело нелёгкое. И мы – дети войны, особенно – те, отцы которых не вернулись с фронта, знаем об этом не понаслышке: мы вышли на колхозные поля сразу после окончания первого класса – с 8 лет, а то и раньше. А труд в своём огороде и на дворе (корова, сено, дрова) у крестьян за работу никогда и не считался.

Но когда я подрос и стал понимать, о чём говорят старшие, то на всю жизнь запомнил слова матерей, вспоминавших на зимних посиделках довоенную жизнь. Они говорили, что перед войной колхозники начали жить хорошо: работать стало легче, а в семьях взамен домотканой одежды, появились костюмы, платья, пальто, вместо лаптей – ботинки, сапоги, валенки.

Тяжёлый ручной труд заметно убавился: широкие колхозные поля уже не пахали на лошадях. Их сменили трактора, комбайны, тракторные сеялки и молотилки. Серпами и на конных жатках убирали только неудобицы и то, что не успевали убрать силами тракторных бригад из-за непогоды. В одной из таких бригад на соседней МТС (машинно-тракторной станции) работал трактористом наш отец.

Летом 1941-го мне было уже два с половиной года, и моя память сохранила несколько эпизодов, в которых запомнился отец:

– как он приходит с поля домой (уже темно, но на шестке печи на тагане мама варит ужин, отец садится на лавку напротив костерка на шестке, и в бликах этого огня то появляется, то исчезает его лицо);

– тёплый солнечный день. Отец на тракторе пашет поле, начинающееся сразу за деревней. Я сижу у него на коленях, держусь за отполированный до блеска руками трактористов руль и пытаюсь крутить его;

– в каком-то селе (по-видимому, это райцентр Бельского района – село Талица) на улице много народу, гомон, плач, играет гармошка, я у отца на руках, сестру он держит за руку, рядом рыдает мама (младший брат, возможно, был у мамы на руках, но этого я уже не помню).

Сестра Тамара, будучи постарше, о проводах отца помнит больше подробностей. Но прежде нужно хотя – бы кратко рассказать о нашей малой Родине. Деревня наша (её давно уж нет, к сожалению) домами в один ряд привольно тянулась поперек пологого уклона от поймы, видневшейся в полукилометре живописной речки по имени Пуша. Противоположный её берег после узенькой луговины поднимался высоким угором, сплошь поросшим красивым еловым лесом, и фасады домов (перед войной было около 30 хозяйств) смотрели на эту красоту. Огороды колхозников состояли из двух частей: верхний (за дворами) назывался «лужок» – там сеяли и косили траву и овёс на корм скоту, виднелись остатки овинных ям – следы старого уклада жизни; там же копали колодцы. А основной огород располагался через дорогу, в пойменной части реки. И в нашем огороде, прямо напротив дома, росла красавица – берёза: два мощных ствола из одного корня, с широко и привольно раскинувшейся кроной, внизу были обрамлены кудрявой порослью черёмухи. А над черёмухой на одном из стволов виднелся сделанный отцом скворечник.

И сестра вспоминает, что перед отправкой на фронт отец взял меня на руки, её – за руку, повёл в огород, обошел с нами вокруг берёзы и плакал (рис. 1).

Так простился он с мирной жизнью. Вот и всё… В августе 1941 года мы проводили отца на фронт. Ему было 28 лет.

Рис. 1.

Прошел первый, самый тяжёлый для нашей державы год войны. А для отца и его товарищей, волею военной судьбы оказавшихся в числе защитников блокадного Ленинграда, он был труден вдвойне: известно, как рвались туда фашисты, пытаясь выполнить приказ своего фюрера, а наиболее жестокий голод был в Ленинграде именно в первом блокадном году.

Немногочисленные письма – треугольники, полученные за это время, отец – по обычаю дедов–прадедов – начинал словами: «Здравствуйте, дорогие мои родные… (перечислял всю семью). Во–первых строках моего письма спешу сообщить, что я жив – здоров, чего и вам желаю…» Но в этих письмах отец не раз повторил еще одну фразу: «Вот вернусь домой и всё расскажу, как очевидец своей жизни». И только в двух письмах он коротко упомянул о тяготах, выпавших на их долю. В одном было написано: «Мы распухли от голода», а в другом – «Ищем на болоте и едим лягушек».

В военное время письма с фронта проверялись и ставился штамп «Проверено военной цензурой». Так вот, цензор на всякий случай вычеркнул эти строки, но не очень старательно. Сначала мама, а потом и мы, когда научились читать, без особого труда читали их.

А в это время в тылу жить стало тоже очень нелегко. Наши деревни начали голодать уже зимой первого военного года: лозунг «Всё для фронта, всё для победы» выполнялся неукоснительно, тем более все понимали: за нашу державу на фронте воюют мужья, отцы, братья и сёстры, и как им там тяжело.

В нашей и окрестных деревнях в годы войны были нередки случаи смертей от голода, особенно среди детей и стариков. Из того, что я помню: в соседнем доме умерла от голода наша двоюродная сестричка – ей было около двух лет. Приобретенные до войны вещи мама вынуждена была обменять на продукты (от одежды отца остался на память галстук, а про мамину – и говорить нечего). А уже на следующее лето мы начали заготавливать на пустошах и есть вместо хлеба траву: каждой семье давали на полдня лошадь, косили заросли хвоща полевого и конского щавеля (лебеда питательней, но её было не найти). Людям, родившимся после Победы, расскажу (или напомню), как делался этот «хлеб»: воз с травой везли домой, траву сушили в огороде, рубили на плахах топором, в мешках везли на мельницу и мололи. Получалась мякина. В квашню с этой мякиной добавляли пригоршню муки и пекли хлеб. Голод он утолял, но к весне, когда мука и картошка с огорода заканчивались, становилось по–настоящему худо.

В войну у нас работала одна мама (больная ревматизмом бабушка с трудом управлялась по дому и огороду), и мы выжили, возможно, потому, что мама всеми силами старалась сохранить корову. Молоко сдавалось на молокозавод, но оттуда возвращался так называемый обрат, и это всё-таки было подспорьем (а я с тех пор и на всю оставшуюся жизнь отвык от молока).

Фронту от села нужен был не только хлеб, но и лес для землянок, мостов,

блиндажей, и нашу маму в числе других каждую зиму отправляли в северные районы области на лесозаготовки. Весь день женщины по пояс в снегу рубили и пилили лес (мотопил ещё не существовало), вечером в бараке снимали лапти и сдирали с ног смерзшиеся онучи, а на следующий день всё повторялось.

Летом наши матери и бабушки кормили нас утром баландой с травяным хлебом, и надо было терпеть до вечера. И мы, дети–дошкольники, до возвращения с работы матерей (то–есть до темна) копошились в траве, пробуя всё, что можно было проглотить. Бывало и так, что вернуться домой сил не хватало, и наши матери подбирали и несли нас на руках до дому, не разбираясь, чей попался ребёнок. А дома мама варила очередную похлёбку и делила её на всех поровну – сколько себе, столько и нам… Голодали мы жестоко, но дети не болели рахитом: тут уж травушка–муравушка какими–то витаминами нас выручала. Так было…

Позднее мы узнали, что на наших неурожайных почвах не везде было так голодно, как в нашем районе. Сдавая хлеб фронту, председатели колхозов, где урожаи были повыше, и колхозникам на трудодни оставляли побольше – честь им и хвала. Но и так, как у нас, тоже было. За нашу Победу каждый переживший те годы заплатил свою цену. Но ведь мы в тылу – остались живы!

А на фронте шёл второй год войны. Помню, как сейчас: мама на телеге везет по деревенской улице мешки с зерном на колхозный склад, я сижу на этих мешках. Вдали показалась почтальонша, разносившая по деревням письма и похоронки с фронта.

Она была еще далеко от нас, эта немолодая уже женщина, но мама всё поняла и, упав на мешки, заревела в голос… Вот она, копия этой похоронки: (рис. 2).

Рис. 2.

Некоторые строки я поясню: «…Уроженец Кировск. (ой) обл. Бельск.(ого) р-на д. Каплай (ошибка: д. Катаи)… Похоронен – западный берег Ладожского озера». А на самом деле – не похоронен.

После Победы мама говорила, что с фронта в дальнюю деревню вернулся солдат, воевавший вместе с отцом, и он ей рассказал, что 11 августа наш отец погиб в таком жестоком артиллерийском налёте, какого он не помнит за всю блокаду. Так рухнули все наши надежды: ведь мама всё ещё думала, что произошла ошибка и отец вернётся…

А однажды летом 1956 года, отработав после окончания ремесленного училища первый год на заводе в Кировском районе г. Перми (тогда г. Молотов), я ехал в отпуск в свою деревню. После бессонной ночи в поезде надо было добираться от станции Фалёнки ещё около 60 километров: до села Талица (43 км) ездили на попутных машинах, а дальше – 16 км пешком, если никто не подбросит.

В кузове попутки нас набралось человек 7–8, среди них – мужчина, по возрасту годившийся мне в отцы. Проехав полдороги, понемногу разговорились, и мужчина, узнав, куда я еду, живо спросил, к кому. Услышав, что к матери – Анисье Степановне, он сел рядом и рассказал, что с моим отцом они вместе работали в МТС, призваны на фронт в одно время, держались друг друга и оказались в блокадном Ленинграде не только в одной роте, но, как земляки, даже работали (он так и сказал: работали) на одном тракторе – тягаче: возили боеприпасы с ленинградского берега «Дороги жизни» на передовую. «Запомни, сказал он, бухта Гольцмана на берегу Ладожского озера, сюда приходили баржи с боеприпасами, у причалов их перегружали на наши тележки, и мы их увозили в Ленинград. И в тот раз была смена твоего отца». Он рассказал, что немцы засекли приход барж, и во время перегрузки начался страшный артналёт, нужно было увозить груз от причалов из-под обстрела. Отец выехать не успел. «От разрыва немецкого снаряда сдетонировал весь груз боеприпасов. На том месте осталась огромная воронка, даже куска одежды не нашли. Хоронить было нечего. Была смена твоего отца, а была бы моя – не стало бы меня» – просто закончил он свой рассказ.

Тем временем мы приехали в Талицу, и товарищ отца что хотел, успел рассказать. Дальше ему надо было ехать в одну сторону, мне – добираться в другую. И я буду всю оставшуюся жизнь жалеть о том, что по молодости лет и неопытности не спросил его адрес, не записал фамилию, имя, отчество, чтобы узнать подробности и ответы на те многочисленные вопросы, которые появились позднее. Ведь эта встреча была, с одной стороны, абсолютно случайной, а с другой – как провидение какое-то, подарок судьбы. Из первых уст я услышал тогда и мало, и очень много для последующих размышлений.

Вспоминая отца, я задумываюсь над тем, что пережил он за этот военный год и за те последние в жизни мгновения. Глава семейства, опытный тракторист, таких ведь не сразу с началом войны призвали в армию, а только в августе, иначе колхозные поля остались бы необработанными (только зимой 1941-42 года подготовили им на смену девушек – трактористок), да еще и

провоевавший целый год в самой жестокой войне и блокаде (в пересчете на мирную жизнь – вечность!) он уже был и опытным бойцом–солдатом.

И когда он уводил свой тягач со смертоносным грузом из этого ада, лавируя между воронками, он точно знал, на что идёт, и понимал, что по-другому нельзя. Отец уходил нагруженным от пристани не один, и ведь кто-то выехал тогда из этого ада. Но вражеский снаряд попал в его прицеп…

…Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,

Точно в пропасть с обрыва -

И ни дна, ни покрышки.

И во всём этом мире

До конца его дней

Ни петлички, ни лычки

С гимнастёрки моей…

(А. Т. Твардовский, «Я убит подо Ржевом»).

В эту войну было много героев: массовый героизм советских людей не могут, как ни пытаются, преуменьшить даже наши враги. И армия была сильна не только многими тысячами Героев Советского Союза, но и стойкостью и отвагой миллионов простых солдат, вынесших все тяготы войны и не дрогнувших в решающие минуты жизни.

Наша мама (скончалась в 1991 году) последние годы жила и трудилась в селе Верхосунье, рядом с бывшей нашей деревней. А в центре села установлен скромный памятник солдатам – победителям, и на латунных плитах выбиты имена не вернувшихся с той войны. Среди них – Катаев Сергей Иванович.

В советское время в городе Златоусте, как и в других городах и селах Советского Союза, к 30-летию Победы был открыт мемориал, посвященный этой дате. На гранитном постаменте высечены слова:

Приспустите знамёна

В час святой тишины.

Назовём поимённо

Всех героев войны.

Пусть и в песне, и в гимне

Их дела не умрут!

Смертью храбрых не гибнут,

Смертью храбрых – живут!

Вечная им память в сердцах не только нас, живущих, но и новых поколений потомков! Мы живы, потому что их не стало.

А война наконец закончилась. Радио и электричества ещё не было, но запомнилось: на деревенской улице раздался дробный стук копыт. Это наш председатель (вернувшийся по ранению солдат) скакал во весь опор от дома к дому, стучал кнутовищем по рамам и кричал: «Конец войне! Победа!» Люди

выбегали на улицу, радовались и плакали одновременно.

Из армии стали возвращаться солдаты-фронтовики, и работа в колхозе пошла веселее. Дел было много, и в первую очередь – вернуть в севооборот появившиеся в войну пустоши. Рабочих рук не хватало, и мы – школьники на каникулах становились полноправными колхозниками: возили на поля навоз, боронили пашню, теребили лён, пасли скота (после окончания 4-го класса, к примеру, мне пришлось всё лето пасти стадо колхозных поросят), работали на току во время молотьбы. И уж, конечно, без школьников не обходились сенокос и уборка картофеля. В нашей семье особенно тяжело пришлось в те годы сестре: будучи постарше, она уже выполняла любую работу.

С малых лет я любил технику (не зря же отец катал на тракторе) и в школьные годы уже водил трактор. Поэтому, после окончания 6 класса (исполнилось 13 лет) мама сказала, что меня берут на лето в тракторный отряд плугарём (по–другому прицепщиком), я был очень рад. На колёсных тракторах Сталинградского тракторного завода и гусеничных ДТ-54 работали по сменам 2 тракториста со своими плугарями. Режим работы по 12 часов в сутки: неделю в день, неделю в ночь. Первым моим трактористом (на колёсном тракторе) был Федя Новосёлов, и казался он мне уже мужиком (я–то был, что называется, «метр с кепкой»). А было Феде всего 16 лет, лишь на 3 года меня постарше…

Основные задачи плугаря – держать требуемую глубину вспашки двумя рычагами либо штурвалами (мелко пахать нельзя, а на сырых участках, где плуг сам лезет в землю, нужно успеть приподнять лемеха, чтобы не дать трактору забуксовать или заглохнуть); на поворотах, пока загон узкий, поднимать лемеха в транспортное положение до конца поворота; отцеплять и прицеплять плуг и другую сельхозтехнику к скобе трактора (отсюда и второе название –прицепщик). Шло лето 1952 г., и техника соответствовала тому времени: о навесных сельхозорудиях, отменивших профессию плугаря, тогда, наверное, проектировщики только думать начинали.

В дневную смену и при сухой погоде, когда плуг шел хорошо, мы с Федей крутили руль по очереди: Федя садился на крыло над колесом трактора и приглядывал за плугом, а я, к немалой своей радости, наматывал круги на пашне, всякий раз сползая с сидения, чтобы дотянуться до педали сцепления и рукоятки скоростей, когда надо было переключить передачу. Днем обед нам приносили в поле, и иногда, чтобы трактор не стоял, мы обедали по очереди. И не исключено, что я крутил руль того самого трактора, на котором перед войной работал наш отец.

Во второй половине лета (а работать пришлось до середины сентября) меня перевели на гусеничный трактор ДТ-54, и здесь стало полегче: система охлаждения трактора была более совершенной и не требовала частой беготни к бочке с водой для заправки радиатора, а главное – более мощный плуг был удобным в обслуживании, так как имел сидение для плугаря, с расположенными рядом штурвалами и рычагом подъема лемехов. А непогоду можно было переждать в закрытой кабине трактора.

При работе в ночную смену нам днем нормально выспаться не удавалось: дома всегда накапливались какие-то дела, а еще хотелось выкроить время и сбегать с удочками на реку Суну, в которую впадает наша Пуша. И мы – плугари, конечно, спали на сидении плуга, держась за штурвал. Но как только менялся режим работы мотора при увеличении глубины вспашки, или плуг начинал подергиваться в начале поворота (гусеничный трактор входит в поворот не так плавно, как колесный) – мы просыпались и делали свое дело, чтобы уснуть, когда все придет в норму.

Помню такой случай (пожалуй, не поверил бы, если б случилось не со мной): в середине темной августовской ночи сломался трактор, и тракторист отправил меня в деревню, чтобы доложить об этом бригадиру тракторного отряда. И два километра полевой дороги я шел и спал на ходу, просыпаясь только, когда попадал на обочину и спотыкался или начинал падать.

Бывали и несчастные случаи (не в нашей МТС) – в те суровые годы запахало двух парнишек – плугарей: один свалился с плуга прямо под лемеха, а другой, решив поспать, пока трактор сделает очередной круг, лег не на пашню, а в борозду, видимо подумав, что когда трактор подойдет, он обязательно услышит и проснется…

Наш младший брат шел по проторенной дорожке: после семилетки окончил училище механизации и работал трактористом до призыва в армию.

Однажды, приехав в деревню в очередной отпуск, я на неделю заменил брата на тракторе, по причине его болезни.

Для налаживания жизни после жестокой войны требовались неординарные усилия и меры. Страна, потеряв десятки миллионов своих граждан, остро нуждалась в рабочих руках. И работа подростков на селе была так же необходима, как на заводах работа таких же подростков, стоявших у станков на ящиках – подставках, чтобы дотянуться до рукояток управления и обрабатываемых деталей.

Мы работали, не жалей ни сил, ни времени, ни здоровья. И в тот период это было нормой. Такими были советские люди, и такими были мы – дети той Великой войны.

А государство, партия и правительство делали все для того, чтобы по мере восстановления разрушенного войной хозяйства народу жилось лучше.

Все миру известно, что СССР первым из стран антигитлеровской коалици смог отказаться от карточной системы распределения продовольственных товаров. Быстро восстанавливались разрушенные города и села, предприятия промышленности и сельского хозяйства. Ветераны войны и труженики тыла помнят ежегодное сталинское снижение цен на продовольственные и промышленные товары. А в конце 1956 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о том, что для подростков до 18 лет устанавливается шестичасовой рабочий день. Мне в то время до 18 лет оставалось несколько месяцев, и я нарушал этот указ, не желая уходить из бригады слесарей – ремонтников на два часа раньше.

Для нас, подростков, детей – сирот и беспризорников, в стране была развернута широкая сеть детских домов, школ ФЗО, ремесленных, Суворовских и Нахимовских училищ, сеть вечерних школ, техникумов и институтов, чтобы мы, дети войны, и идущие нам на смену новые поколения молодежи могли наиболее полно раскрыть свой потенциал и найти достойное место в жизни.

История нашей семьи подтверждает: мы, трое детей, прошли этот уникальный советский путь становления молодого человека.

Сестра, с 13 лет работавшая в г. Молотове на судозаводе «Кама», одновременно училась в вечерней школе и на курсах медсестер. Выйдя замуж, в городе Краснодаре, работая в поликлинике, окончила вечерний медицинский техникум, и более 50 лет трудилась там медицинской сестрой в хирургическом кабинете, попутно обучив практической работе несколько молодых специалистов – хирургов, поступавших за этот период на работу после окончания мединститута. Ветеран труда.

Брат после срочной службы в армии, работая в г.Краснодаре, закончил 10 классов вечерней школы и вечернее отделение краснодарского политехнического института, инженер – теплоэнергетик, многие годы работал с нефтепромысловиками по повышению отдачи нефтяных скважин.

Я, после окончания семилетки, в 1953 году, поступил в ремесленное училище №26 поселка Павловск Очерского района. До конца дней своих не забуду нашего учителя, мастера группы слесарей – ремонтников, Солодникова Николая Ивановича, замечательного человека и специалиста, обучившего нас слесарному делу и привившего любовь к этой чудесной профессии на всю жизнь. Окончил училище на отлично и с повышенным разрядом в 1955 г. два года работал слесарем – ремонтником на заводе п\я 398 в Кировском районе г. Перми, одновременно обучаясь в вечерней школе.

В 1957 г. поступил и в 1961 г. с отличием окончил Уфимский индустриально-педагогический техникум системы профтехобразования, с квалификацией техник–механик, мастер производственного обучения. В нашем техникуме была военная кафедра и мы выпустились офицерами запаса, пройдя обучение по курсу военного училища. Вернувшись в Пермь, 4 года работал мастером в ПТУ №3, выпустив для завода В.И.Ленина 2 группы слесарей –ремонтников. Здесь же начал учебу на заочном отделении Пермского Политехнического института и окончил его, уже работая в Научно-исследовательском институте управляющих машин и систем (НИИУМС).

Хочу также сказать, что мы, советские люди, могли выбирать работу по душе и ходить на нее, как на праздник. У меня с юности было две мечты: стать летчиком, или, позднее, конструктором. Но когда в 19 лет в связи с постоянными заболеваниями и ангиной (хроническая форма, сказалось босоногое и голодное детство) врачи обнаружили у меня порок сердца, стало ясно, что авиатором – профессионалом мне не быть (в аэроклуб я все–таки поступил, научившись немного обманывать строгую врачебно-летную комиссию, и занимаясь сначала в Уфимском, а затем в Пермском аэроклубе в течении 9 лет, неплохо летал и прыгал с парашютом).

А вот стать конструктором, а позднее, технологом, помешать ничто не могло. В НИИУМСе за 20 лет я прошел путь от инженера – конструктора до заведующего конструкторским отделом, а в 1976 г. за участие в разработках нестандартной техники для автоматизированных информационно–поисковых систем, в числе других товарищей был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Перейдя в 1985 г. в Пермский научно – исследовательский технологический институт (ПНИТИ), где тружусь по настоящее время, я стал участником интереснейшей работы по технологическому оснащению и запуску в производство новой самоходной артиллерийской установки калибра 152 мм «Мста – С», где лаборатория, которой мне довелось руководить с 1987 г., разработала и внедрила технологию и оснастку для изготовления корпуса и башни этой замечательной машины, занявшей в 1993 г. на международной выставке в Абу–Даби первое место в своем классе (машина по настоящее время ходит по Красной площади на всех парадах).

В советское время в соавторстве с товарищами по работе я получил дюжину авторских свидетельств на изобретения, в том числе – на технологию и оснастку для производства бронетехники.

Оглядываясь на прошедшее, могу сказать, что мы не зря прожили дарованную нам судьбой и нашими предками жизнь. Да, по вине врагов, подло напавших на только что вставшую на ноги державу, нам, детям войны, достались и безотцовщина, и суровое, недетское детство. Но борьба с фашизмом, восстановление разрушенного войной хозяйства, продолжение строительства социализма – это великий ратный и трудовой подвиг всего советского народа, совершенный на наших глазах и с нашим участием. Мы прожили жизнь, насыщенную работой необходимой и важной для страны, а значит – и для каждого из нас. Сегодня ветераны фронта и тыла, а следом за ними и дети войны, безусловно, заслужили достойную жизнь и отдых от трудов в старости.

Юрий Сергеевич Катаев

P. S.: Отрывки из стихов А.Т. Твардовского взяты из статей в газете «Правда», за январь-февраль, 2015г.

Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.

Пожалуйста, подождите
 
По теме
            Мотовилихинским районным судом города Перми рассмотрено уголовное дело в отношении ранее неоднократно судимого жителя Пермского края, совершившего два преступления,
28 марта, в рамках Года семьи в Музее любительского театра п. Ильинский состоялась торжественная церемония передачи символа 2024 года - огня семейного очага "Сердце России".
Пермяк совершил нападения на женщин в один вечер Павел Шатров Заключение под стражу Фото: Алексей БУЛАТОВ Вечером 23 марта в одном из общежитий Кировского района Перми разыгралась кровавая трагедия,
В Прикамье 70-летний мужчина, отсидевший в колонии 50 лет, убил нового знакомого в новогоднюю ночь Подписаться в Telegram В Перми 70-летний мужчина в очередной раз осужден за серьезное преступление.
Свердловский районный суд г. Перми рассмотрел уголовное дело в отношении мужчины, 1955 года рождения, за преступление предусмотренное по ч. 1 ст.
Сейчас мужчине 69 лет   Сергей Глорио Свердловский районный суд Перми приговорил 69-летнего пенсионера к 12 годам лишения свободы в исправительной колонии особого режима за убийство,
 13 Отдел надзорной деятельности и профилактической работы по Кунгурскому, Березовскому и Кишертскому муниципальным округам сообщает  18.03.2024 в 15 час.
В рамках Всероссийской антинаркотической акции «Сообщи, где торгуют смертью» сотрудники отдела МВД России по Чернушинскому городскому округу совместно с представителями народной дружины провели профилактические беседы.
Житель Пермского края за три недели до гибели встретил свой день рождения Павел Шатров Фото: Администрация Александровского муниципального округа В зоне проведения СВО погиб еще один житель Пермского края.
19.03.2024 года Березниковским городским судом Пермского края постановлен обвинительный приговор в отношении гр.З., обвиняемого в совершении трех преступлений, предусмотренных п. «а» ч.3 ст.158 УК РФ, а именно в кражах,
Экскурсия в ГБУЗ ПК «ПССМП» - Базовый медколледж 25 марта наших первокурсников специальности «Лечебное дело» открытыми дверями встретила Пермская станция скорой медицинской помощи.
Базовый медколледж
Экскурсия в ГБУЗ ПК «ГКБ №1» - Базовый медколледж 14 марта студенты разных курсов Пермского базового медицинского колледжа посетили ГБУЗ ПК «Городская клиническая больница № 1».
Базовый медколледж
Театр-Театр - Новый Компаньон Спектакли покажут театры из Новоуральского, Красноярска, Чебоксар и Санкт-Петербурга   Театр-Театр В Перми начались гастроли Новоуральского театра музыки.
Новый Компаньон